Школа в ЛНР. "Мама, мы всё равно умнее "новороссов"
"Привет бандеровцам!" — это дочь так по телефону здоровается с одноклассницей. Мальчики приносят в школу патроны. Когда дети говорят об этом учителям, на них начинаются нападки. Оказывается, они, укры, оговаривают героев.»
"Привет бандеровцам!" — это дочь так по телефону здоровается с одноклассницей. Мальчики приносят в школу патроны. Когда дети говорят об этом учителям, на них начинаются нападки. Оказывается, они, укры, оговаривают героев.»
"Помните советскую песню, что постоянно звучала на школьных линейках, вот эту: «С чего начинается Родина, с картинки в твоём букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседском дворе»?! Слова, кстати, к ней написал мой земляк Михаил Матусовский. Хорошая песня, пусть даже из советского прошлого, но хорошая.
Вот только сейчас думаю об обратном. О том, где и как заканчиваются гражданственность, Родина, дружба. Я думаю о том, как и почему становятся предателями своей земли, как и почему предают родных и близких людей. О том, как тонка грань между гражданином и человеком.
Детсад. Школа. Там мы проводим большую часть своей ещё не сформировавшейся жизни. Учимся, делаем первые шаги к познанию, первые открытия, влюбляемся, радуемся первым победам, плачем от первых неудач. Никуда от этого не деться, но именно образовательные учреждения, школьные или дошкольные, являются кирпичиками не только знаний, но и воспитания гражданской позиции, любви к Родине, чувства единения со страной.
Детсад. Школа. Там мы проводим большую часть своей ещё не сформировавшейся жизни. Учимся, делаем первые шаги к познанию, первые открытия, влюбляемся, радуемся первым победам, плачем от первых неудач. Никуда от этого не деться, но именно образовательные учреждения, школьные или дошкольные, являются кирпичиками не только знаний, но и воспитания гражданской позиции, любви к Родине, чувства единения со страной.
Раньше я об этом не думала. Мы вообще раньше редко думали о таких вещах, как патриотизм, национализм, гражданин, гражданское общество. Просто жили. Просто работали.
Я не задумывалась о том, что преподают моим детям в школе, как преподают?! Я привыкла выполнять свою работу качественно, не задумываясь о том, что кто-то может делать иначе. А вот сейчас стало очевидным, армия «новороссии» частично создавалась в школах Донбасса.
Мы доверяем своих детей учителям и от того, что проповедует учитель, какую Родину он любит, во что верит, зависит и формирование гражданственности у детей.
Как оказалось, на Донбассе всё это время у всех была своя Родина. Мы этого не замечали. Не замечали пренебрежительного «вы что ребенка в украинский класс отдаёте, зачем вам это» (нас переубеждали отказаться от обучения в украинском классе), «да выбрось ты эту тряпку» (учитель ребёнку о флаге), «Украина, разве это страна, вот СССР была страна, а это так, недоразумение» (об Украине).
Только сейчас, наблюдая конвульсии Донбасса, гибнущего от «русского мира», я начинаю понимать, сколько поколений мы потеряли, как необходима нам реформа системы образования, как необходим нам крепкий национально-патриотический раствор, которым мы могли бы склеить наше общество...
Школа в этом году для нас была потрясением.
Первый раз мы испытали его, узнав, что управлением образования города был подписан приказ о подготовке помещений общеобразовательных школ к проведению и организации референдума 11 мая 2014 года.
Как потом пояснила начальник управления, она исполняла приказ мэра города. Но ведь могла и не исполнять, могла проявить свою гражданскую позицию.
Могли и директора школ отказаться и проявить свой патриотизм, но... Школы были украшены воздушными шарами соответствующих цветов (белый, красный, синий), праздничная музыка, праздничное настроение, директор в дорогом костюме, пожимающий руки ветеранам, скоро, уже скоро, потерпите, и придут освободители, обещает он...
...Дети готовили на концерт, посвященный последнему звонку и прощанию со школой, украинский танец. Были заказаны костюмы, веночки, куплены вышиванки, связаны для оформления снопы из колосьев пшеницы, но танец был отменён по приказу директора, как несоответствующий тематике выпускного праздника. Дети плакали.
Последний звонок. Нас на классном часу предупреждают, хотите аттестаты для детей, никакой украинской символики. И снова триколорные воздушные шары. На линейке нет флага Украины, нет Гимна. Дети просто в школьных формах, пафосные речи представителей ТОВ ДТЭК, ветеранов и директора «в России вам будут открыты все дороги, дорогие выпускники».
В вышиванках под косыми взглядами окружающих, держа друг друга за руки, стоят, как на расстреле, учительница английского и учительница украинского языков. Они уже написали заявления об увольнении.
На выпускном концерте, в конце, три выпускницы, а капелла, не поднимаясь на сцену, запели «рідна мати моя, ти ночей не доспала, ти водила мене у поля край села». Их прерывают громкой веселой музыкой, включенной по отмашке директора. Дети продолжают петь. К ним подходят мальчики и девочки, не много, человек девять из двух классов.
Они держатся за руки и поют сквозь музыку, а по их взрослым лицам текут слезы. Мы плачем, навзрыд, уже не сдерживаясь. Наши дети выросли, повзрослели, возмужали, и мы ими гордимся. Но такое чувство, что и мы, и они прощаемся не со школой, а с Украиной. Директор бледнеет, делает замечания, ведь в зале те, кто воевали за наше русское будущее. Мамы, плачут с детьми и гордо говорят, но мы ещё в Украине. В зале косые ухмылки, мол, это ненадолго...
...Первый звонок. Война. В городе не стреляют, но все с оружием. Мой младший ребенок, как назло, хочет в школу. Соскучилась за друзьями. Да и девичьи похвастуньки, новая ни разу не одетая вышиванка, купленная на самом Майдане, всё лето пролежала в шкафу, и она хочет идти именно в ней. Объясняем, плачем. Она обнимает меня. «Мама, я понимаю, мы в оккупации, я понимаю, что это война, я буду осторожна». Мой ещё один повзрослевший ребёнок.
Первого сентября нет цветов, нет линейки, нет музыки. Никто не поздравляет первоклассников. Учителя быстро и прислушиваясь к звукам, разбирают детей, разводя их по классам.
В моем детстве учебный год начинался с урока мира. А у моей восьмиклашки первого сентября 2014 года первым уроком был урок войны. Детям рассказывали о бомбоубежище, взрывпакетах, минах, национальной гвардии, которая убивает маленьких новороссов, фашистов, с которыми воюют уважаемые и присутствующие на уроке папы. Теперь их дети гордятся ими, а наши дети сидят в замешательстве.
Во взгляде своего ребенка я читаю немой крик и протест. Я прикладываю палец к губам и закрываю глаза. Она кивает.
Мы идём со школы, молча. Я плачу. Она даже не старается утешить. Молчит и делает свои выводы:
— Мама, как хорошо, что я пошла в школу, теперь я знаю всех предателей. Это нам еще пригодится, правда?
— Да, мой взрослый партизан, киваю я.
Класс сразу разбивается на «своих» и «своих». У каждого теперь свои друзья, свои интересы. Мальчики рассказывают о боях, блок-постах, на которых стояли с братьями или отцами, показывают фото подбитой техники, фото с оружием.
Девочки томно вздыхают, герои.
Учителя так же разделены на проукраинских и пророссийских. Но все разборки детей останавливают обе стороны педколлектива, в школе вы дети, говорят учителя, нет у нас ни сепаратистов, ни бандеровцев. Вот только почему-то пророссийские дети у пророссийских учителей получают оценки лучше, чем те, кто осмелился высказать свою позицию.
Удивительно, но об уроках и домашнем задании не напоминаю, ребенок учится с таким остервенением, что прямо страшно. Не могу подойти к компьютеру.
— Мама. мы всё равно умнее «новороссов», — хвастается она, — мы решили, что будем учиться, чтобы обогнать их, стать сильнее, мы ведь всё равно выиграем.
«Привет бандеровцам!» — это она по телефону здоровается с одноклассницей.
Мальчики приносят в школу патроны. Когда дети говорят об этом учителям, на них начинаются нападки. Оказывается, они, укры, оговаривают героев. Между детьми и учителями растёт непонимание.
— Мама, у нас уволились ещё пять проукраинских учителей, — младший ребенок всё грустнее, — скоро нас некому будет защищать.
Потом ещё одно увольнение, и ещё... А потом директор школы поставил коллектив перед фактом, надо писать заявления в ЛНР. Нет заявления, нет зарплаты, пусть вам укропия платит, веселился он, глядя на растерянные лица сотрудников.
Так ушли остальные проукраинские учителя...
...Однажды у меня сильно разболелось сердце. Я не спала всю ночь, а утром жестко сказала, что в школу мы не идём, пока. Я не знаю, почему я так решила. Скорее всего, так за меня решили ангелы.
В этот день мальчики принесли в школу автомат. С полным рожком. Они нашли его возле школы, в схроне. Нож, автомат, балаклаву, шеврон «ЛНР». Принесли директору. Сдать. Просто повезло, что дети были из благополучных семей. Я не знаю, пророссийских ли, проукраинских ли, просто спокойные дети, которые не стали наставлять автомат друг на друга, фоткаться, нажимать, клацать...
С того дня мы не ходим в школу. Мы занимаемся дистанционно, у ребенка усилилась тяга к знаниям. Читает запоем. Учит стихи.
Сейчас со школы уходят и пророссийские учителя. Хотя они больше не любители «новороссии», и даже не любители «русского мира», они обиженные на директора, оформившего пенсию в Харькове, но поющего дифирамбы России, на мир, на власть, они теперь просто голодные и безработные люди.
Перед своей поездкой в Харьков директор школы дал приказ закрасить и содрать всё украинские символы. В школьном холле большой Герб Украины содрать не получается, решили закрасить.
Директор наблюдает за несмелыми движениями техничек:
— Чего застыли, укропки? В ритме, в ритме, — суетится он, — а, — он ехидно щурится, его лицо осеняет широкая улыбка, — так, чтобы был ритм, поём. Что встали, поём ваш укропский гимн, и сдираем, чтобы на дно и с песней, — он заливается смехом.
Технички переглядываются и шепчутся. Уже давно поговаривают, что у директора школы не всё в порядке с головой, так как то, что он рассказывает, наверное, даже журналисты рашатв побоялись бы пересказать.
Все стоят в растерянности, стыдно, неудобно и горько. И вдруг несмело, вспоминая слова, чуть не правильно произнося их, начинает петь та, на которую бы никто не подумал, Ольга Ивановна. Она просто росиянка, не говорит на украинском. Живёт здесь больше двадцати лет, понимает, но говорит, как она смеётся, «по-азировски».
И вот в школьном, просторном холле испуганно и печально, под шорох валиков и запах краски, неровно ложащейся на символ Украины начинает звучать:
— Ще не вмерла України, ні слава, ні воля.
Гимн осторожно подхватывают другие уборщицы, находящиеся рядом:
— Ще нам, браття українці, усміхнеться доля.
Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці,
Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці.
Их пение прерывает звонок и гул сбегающих ног. В холл спускаются дети, вышедшие на перемену. Кто-то из них начинает снимать, похохатывая и крича «Слава Новороссии», но кто-то подхватывает, и вот уже вместе с техничками звучат более звонкие и смелые детские голоса:
Душу й тіло ми положим за нашу свободу,
І покажем, що ми, браття, козацького роду.
Станем, браття, в бій кривавий від Сяну до Дону,
В ріднім краю панувати не дамо нікому;
Чорне море ще всміхнеться, дід Дніпро зрадіє,
Ще у нашій Україні доленька наспіє.
Душу й тіло ми положим за нашу свободу,
І покажем, що ми, браття, козацького роду.
...В этом звенящем торжестве Украины, в организованном им самим безумии, с перекошенным лицом метался директор. Своей выходкой и приказом он хотел унизить тех, кто был вынужден его исполнить, а оказалось... Оказалось, что сломать можно всё, кроме духа, настоящего украинского духа. Заплаканные, перемазанные краской технички, обнимали поддержавших их деток.
«Новороссы» быстро рассосались, ушли курить за школу, переменка заканчивалась, а уши пухли.
На следующий день директор школы с супругой отбыли в Харьков, оформлять пенсию. Нет, это не пенсионный туризм, это «переселенцы». Они, правда, не живут в Харькове, они просто «прописались» у коллег-педагогов, так же поддерживающих идеи «русского мира», но это другая история.
А Герб Украины всё равно видно из-под краски. Он вырезан из тонкого полимера или пластика и наклеен на стену, так что краска просто скрыла его цвета, оставив выпуклый, чётко очерченный контур.
Так что на Донбассе «ще не вмерла України, ні слава, ні воля». Мы держимся! А когда победим, мы подумаем о реформе школы, уже вместе с нашими взрослыми детьми, прошедшими через эту войну", - пишет Степовая.
Полномасштабного вторжения России в Украину не будет. По крайне мере у Московии остается все меньше ресурсов и шансов на успех этой операции. Фактически события с 19 января для нас были «Ганнибалом у ворот».
Но как Ганнибал не решился штурмовать Рим, так и не увенчался успехом штурм майдана. Майдан в целом можно сравнить с успехами Рима в северной Италии и в Испании во время Второй Пуннической войны. Тем временем Ганнибал продолжает сохранять сильное положение в южной Италии, а Путин расшатывает ситуацию на Донбассе, строит последний оплот русского мира в Украине, каким для Ганнибала была Капуя, Тарент, Кротон и прочие города южной Италии. Первой, и достаточно быстро, падет Капуя, а мы сможем вернуть контроль над большей частью Донбасса. Но далее следует еще 5 лет ожесточенного сопротивления Ганнибала на юге Италии, а нас ждут месяцы осады Донбасса…
Ну а теперь без аллегорий, непосредственно к нашим реалиям – почему наша война как бы и не совсем война и почему она такая медленная.
Открытая война в Европе (пусть и Восточной) не нужна никому из стратегических игроков (ЕС, США, Московия). США и ЕС она не нужна, т.к. приведет к краху мировой системы коллективной безопасности, Московии — потому, что это поставит на край обрыва саму московскую государственность.
Т.е. то что мы видим сейчас в части восточных регионов нашей страны — это отнюдь не война военная (простите за тавтологию), но в первую очередь экономическая. Игра на истощение. Т.е. войска в данном случае — экономический инструмент. Московия всеми силами пытается убить Украину экономически. И ответ получает абсолютно симметричный — экономические санкции и удар по столпам московитской экономике — по нефти и газу.Отсюда и такая реакция мира, касательно поставок летального вооружения Украине. На данный момент отсутствие достаточного количества наступательного и вспомогательного вооружения — один из решающих факторов, не позволяющих нам полностью зачистить Донбасс (если не брать в расчет экономические соображения).
Теперь собственно об экономической составляющей. Долгие годы Донбасс позиционировался, как украинский Рур, хотя на самом деле это тот же Донбасс, что и в российской его части, т.е. абсолютно нерентабельный. Нерентабельный уголь, наряду с устаревшими технологиями, делают абсолютно нерентабельной коксохимическую промышленность и практически нерентабельной металлургическую. Кроме этого «донецкие» ежегодно имели нехилый гешефт от дотаций, вливаемых в регион (по сути в их карманы) Т.е. угольно-металлургический Донбасс Украине совершенно не нужен. Быть может после ликвидации коррупционных схем, Донбасс стал бы если и не профицитным, то хотя бы самоокупаемым. Но после становления коммунизма в лугандонской республике Донбасс превратился в настоящую черную дыру, или в бездонную яму, которая будет поглощать любые горы сребра и злата, засыпаемые «на восстановление региона». Выходит, что Донбасс становится вдвойне ненужным для большой Украины.
И будет оставаться таковым, пока там останется что-то, требующее восстановления и не изменится социальная парадигма. Другими словами, Украина будет готова вернуть Донбасс только тогда, когда подавляющее большинство предприятий тяжелой и химической промышленности перестанет существовать как таковые, а население, измученное экспериментами ЛНР и ДНР будет готово принять власть Киева, лишь бы только порядок навели.
И будет оставаться таковым, пока там останется что-то, требующее восстановления и не изменится социальная парадигма. Другими словами, Украина будет готова вернуть Донбасс только тогда, когда подавляющее большинство предприятий тяжелой и химической промышленности перестанет существовать как таковые, а население, измученное экспериментами ЛНР и ДНР будет готово принять власть Киева, лишь бы только порядок навели.
Следующая проблема – социальная. Ведь что мешало Украине расформировать Донбасс еще в середине-конце девяностых, по примеру Московии и Британии с ее угольной промышленностью? –Необходимость практически единомоментного сокращения порядка полутора миллионов людей, со всеми отсюда вытекающими – социальный и гуманитарный кризис на затронутой территории. Но так как кризис уже случился, количество работоспособного населения в регионе уже уменьшилось и продолжает уменьшаться, у Украины появляется уникальная возможность для тотальной реструктуризации региона после его возвращения. Правда немало сил еще уйдет на подготовку к реструктуризации (или перезагрузке) региона. Должны быть ликвидированы абсолютно все нерентабельные предприятия, должно быть минимизировано социальное напряжение в регионе. Т.о. экономический, социальный и гуманитарный кризис должен достичь предела. И только тогда, на пике кризиса, Украина сможет зайти в Донбасс, как спаситель, как белый господин. Соответственно затягивание кризиса сейчас – более играет на руку именно нам, а не Московии, как бы ни пыталась Московия повесить на нас снабжение региона в кризисный период.
Это то, что зависит от нас. Но в это же время наши западные партнеры должны нанести максимальный урон экономике нашего северо-восточного «брата» и тем самым дестабилизировать московию изнутри, подготовить почву для дальнейших трансформаций в московском политикуме.
Это то, что зависит от нас. Но в это же время наши западные партнеры должны нанести максимальный урон экономике нашего северо-восточного «брата» и тем самым дестабилизировать московию изнутри, подготовить почву для дальнейших трансформаций в московском политикуме.
Поражение Москвы на Донбассе станет для Москвы тем же, что и вытеснение Ганнибала из южной Италии и Сицилии – прямой предпосылкой к падению Карфагена.
Значит, так тому и быть — #КРМДБР
Значит, так тому и быть — #КРМДБР
Итого: мы пожинаем сегодня плоды «недовоеванности» холодной войны, многолетнего отсутствия ценностной и политической определенности в отношениях между Россией и ведущими странами Запада. Это конфликт паранойи и нерешительности, наглости и невежества, хулиганства и лицемерия. Но прежде всего – это конфликт престижа или, вернее, представлений об оном. Россия не может уступить, потому что она потеряет уважение (прежде всего в собственных глазах), а ее нынешняя власть – весь рейтинг, основанный на концепции и риторике «вставания с колен». Запад не может уступить, потому что выборы непрерывны, а значит, победы, реальные или имиджевые, вроде Брисбена, нужны; образ врага, в который Путин и сам рад вписаться, во многих ситуациях выгоден, ибо на него можно списать очень многое; ну и, наконец, агрессорам действительно не уступают – хоть чему-то же история должна учить. Что же касается третьей стороны конфликта, несчастной Украины, то ей уступать и отступать вообще некуда.
Вывод, как ни крути, получается страшным: придется довоевать. Если, конечно, не случится чудо. «Черных лебедей» за последний год прилетело более чем достаточно. Почему бы не появиться наконец и белому?
Россия и Запад. Недовоевали
Россия и Запад. Недовоевали
