пятница, 2 мая 2014 г.

Письмо к другу из России



…Времена еще советские, хотя совсем незадолго до перестройки. В пражском универмаге, переговариваясь с приятельницей, подхожу к кассе, протягиваю деньги и сразу даже не соображаю, что произошло. Кассирша, пожилая женщина, говорит мне почему-то по-немецки, выделяя каждую букву отдельно: «Русская свинья»....
Но я — промолчала. Редкий случай... А что могла сказать? Что в августе 1968-го была совсем ребенком? Что не сидела в тех советских танках, которые вошли в Прагу?
Я была юной, но поняла одно: теперь моя очередь платить по счетам за танки в Праге.

Прошло лет двадцать, если не больше. Звезда, легенда и оправдание нашей профессии Инна Павловна Руденко и ее муж, тоже блистательный журналист Ким Прокопьевич Костенко, работали в Праге. Как-то Инна Павловна пришла в магазин, хотела купить продукты и сказала: дайте мне, пожалуйста… и даже показала, что именно. Продавщица ответила ей на чистом русском языке: «Я вас не понимаю». Это было уже не в первый раз, и Инна Павловна, придя домой, сказала мужу: «Я не могу больше! Я эти танки ношу на своей спине. Но я же их сюда не посылала. Все! Я поехала в Москву!» Она думала, Ким Прокопьевич кинется ее утешать… А он сказал очень строго: «Ты знаешь, что такое для меня Прага…» Она знала. Ким фронтовик, прошел всю войну и освобождал, кстати, Прагу. И он рассказывал ей, как при освобождении Праги был зацелован девушками, они кидались с цветами и целовали, целовали… Он весь в помаде, все лицо, и только одна белая узенькая полоска осталась на шее, после ранения марлей перевязанная… Так вот Ким сказал строго: «Ты знаешь, что такое для меня Прага…» И — дальше, еще строже: «Но если ко мне сейчас на улице подойдет чех и плюнет на меня — я его пойму». Помолчал и еще сказал: «Мы с тобой на Красную площадь в августе 1968 года с протестом против ввода советских войск в Чехословакию не вышли. Помни об этом и с этим чувством вины и живи».

Я не живу с чувством вины. Я только все время думаю, как мало успела увидеть в Киеве - откладывала. Я не была в Кирилловской церкви и не смотрела в глаза мадонне Врубеля. Я не добралась до бабьего Яра - ехать туда не то, чтобы хочется, но надо. Однако же казалось, что отложить можно... Я не видела костела, построенного Городецким, я даже в подземельях Лавры не была, хотя об этом почему-то не очень жалею.
Я не знаю, успею ли я поехать в Киев, чтобы не бояться услышать: "русская свинья"... Боюсь, что не успею...

Патриотизм — это делать жизнь людей внутри страны лучше, а не снаружи — хуже



Сегодня я понял, что Гражданская война в России началась! Да, именно так! А ещё я понял, как начался в России 1937 год. Как начались репрессии.

Солнечное утро, раздаётся телефонный звонок:

«- Доброе утро, мамуль!

 - По тебе тюрьма плачет! Я, наконец, прочла твою статью. Ты в ней оскорбляешь президента! Ты мне больше не сын. В такое время, когда вся страна…

 - А что страна? Страна напала на другую, захватила её землю, убивает её граждан, и президент, действительно, мудак, если всё это делает.

 - Всё! Ты мне больше не сын! Я тебе больше никогда помогать не буду! Больше не звони!

 -Ты хочешь, чтоб твоего внука отправили на эту войну?! Чтобы он убивал таких же, как и он, говорящих на том же языке? А потом убили его? За просто так? За глупость и амбиции недалёкого полковника?»

 В ответ - брошенная трубка! Именно так и начинается гражданская война. Она начинается с раскола семьи, когда мать становится против сына, дочь против отца, брат против брата. Так появляются концлагеря, так убивают несогласных, убивают руками их родных, самых близких им людей. Это самая страшная война из всех вооружённых конфликтов. Она не имеет реальных причин, она не ведётся за землю, она не ведётся за сферы влияния и её ничем нельзя оправдать. Только идеология.



 Именно такой и является для меня потенциальная война с Украиной! Для меня Украина - часть меня. Мне сложно принять, что моя правая рука будет резать левую. Нет причин для такого действия, кроме шизофрении. И это можно остановить, если вовремя обратиться к врачам и принять лекарства.

 Внешняя агрессия сплотит Украину, а Россию эта война развалит. Погибнут тысячи сыновей, и их матерям не поможет никто. Готовы ли матери отправить своих сыновей на бойню за золотой батон? Тысячи детей останутся без отцов. Кто им объяснит, за что они погибли? Кто им поможет вырасти и кто из них вырастет? Осознают ли они это? Или, как обычно, все думают, что это их не коснётся? Мол, это случится с соседями, а у нас будет всё нормально? Нет, не будет, никогда не будет!

Тысячи бывших солдат не получат славы и почестей. Наоборот, они вынуждены будут скрывать своё участие в ней, так как эта война будет признана преступной, а, соответственно, все принимавшие участие в ней - преступниками, лицами, исполнявшими преступные приказы. Такое уже было в истории, достаточно вспомнить Нюрнбергский процесс. Там чётко и понятно было указано, что исполнение преступного приказа является преступлением и подлежит уголовной ответственности, если повлекло тяжкие последствия.

 Смерть противника в этих условиях будет приравнена, со стороны напавших, к убийству, а со стороны защищающихся это будет признано правом на самооборону. В равной степени будут признаны преступниками как лица отдававшие приказы, так и лица их исполнившие, а также лица, поддержавшие и создавшие условия для их исполнения.

 Хотелось бы спросить у тех, кто планирует и осуществляет подготовительные действия к этой войне, они осознают последствия своих действий? На сколько шагов они планируют? И что будет дальше? Или они думают, что, развязав войну, они из неё выйдут победителями, а победителей не судят? Для этого надо победить… Да, и, кстати, Караджич с Милошевичем не пример для них?

Думайте! Время на исходе! Леонид Власюк, специалист по кризисному PR, политическому консалтингу (Россия) Андрей ХАРТАНОВИЧИ



Мы живем в темные времена. Как и сто лет назад, перед Первой мировой, разум отступает, превращается в оруженосца инстинктов и слепой веры. Сегодня выигрывает тот, кто заставит себе поверить. Не тот, чьи аргументы победили, а тот, кто заставляет верить.

Россиян заставили поверить в то, что Майдан хочет запретить русский язык, — и это меняет историю взаимоотношений между народами. Россиян заставили поверить, что в Украине к власти пришли фашисты, — и это меняет историю планеты.

Простая, казалось бы, ложь, которую легко опровергнуть. Вера, которую легко проверить. Достаточно приехать и увидеть все собственными глазами. Или услышать очевидцев. Но этого не происходит. Вера не проверяется, она навсегда.

Как с этим бороться? — Необходимо включать разум. Проверять. Думать. Видеть. Быть критичным к себе и к своим эмоциям. Это сложнее, чем кажется.

Нам всем — и украинцам, и россиянам, и французам, и американцам, и немцам — вновь необходимо Просвещение. Как эпоха, как стиль жизни и мышления.

О русском языке

Я пишу это письмо по-русски. Украинский и русский считаю родными. Я учился в русскоязычной киевской гимназии имени Пушкина — почти в центре Киева. Со своими родителями я говорю по-русски, с дочерью — по-украински.

Украина двуязычна. Она подвижна, гибка, как легкая птица. На улицах вы часто можете услышать двуязычные диалоги. Спрашивают по-русски, отвечают по-украински. Или наоборот. То же самое в телеэфире: гость русскоязычный, ведущий говорит по-украински. Начинаешь фразу по-украински, заканчиваешь по-русски. Или вкрапляешь слова из другого языка — как стеклышки в мозаику. Для украинцев это стихия. Два языка с младенчества. Гибкость сознания, способность постоянно переключаться из одной культуры в другую.

Киев — в основном русскоговорящий город. Но 65% киевлян поддержали Майдан. Без русскоязычного Киева Майдан бы не состоялся. Майдан многоязычен, ведь неважно, на каком языке ты борешься за свою свободу.

Украинская и российская культуры — разные. Языки — разные. Народы — разные. Близкие, конечно, в чем-то похожие — но разные. С разными базовыми инстинктами и базовыми мечтами. С разным отношением к общению, к свободе, к земле, к миру. Важно это понимать и уважать.

Да, украинскому языку нужна поддержка. Во времена Российской империи и СССР по нему изрядно прошлись. Русский сильнее, он был инструментом власти, он был в состоянии главного. Украинскому нужно дать больше стимулов. Но запрещать русский никто не собирается. Это абсурд.


О фашизме

От российских СМИ я часто слышу о том, что к власти в Украине пришли «фашисты». Опровергнуть эту информацию может даже ребенок. Ребенок, умеющий читать.

По недавним социологическим опросам, два ультраправых кандидата вместе (!) набирают на президентских выборах 2,6% (Олег Тягныбок — 1,7%, Дмытро Ярош — 0,9%). 2,6% — это много или мало? Это ничтожно по сравнению с 15–20% у ультраправых в некоторых странах Европы. Это ничтожно по сравнению с 80% поддержки Путина в России.

Все остальные кандидаты — либо прозападные либералы, либо умеренные, либо представители пророссийских сил. Самые рейтинговые (Порошенко, Тимошенко, Тигипко) не имеют ничего общего с неофашистской риторикой. Даже с националистической.

Да, патриотизм был на Майдане. Он подарил Майдану его главную эмоцию. Но если сердце Майдана было национально-патриотичным, его разум был либеральным. Его главные лозунги никак не касались национального вопроса. Борьба с коррупцией, люстрация, справедливая и честная социально-экономическая жизнь — вот его главные требования. Это не фашизм. Это антифашизм.

Фашизм тоталитарен, Майдан стремится к демократии. Фашизм тоскует по утраченной империи, Майдан радуется разнообразию. Фашизм в центре ставит государство, Майдан — человеческое достоинство. Фашизм экспансивен, он ищет новые территории; Майдан хочет «возделывать свой сад», целиком в духе Просвещения. Фашизм строится на ксенофобии; на Майдане были украинцы и евреи, русские и белорусы, армяне и грузины. Две первые жертвы Майдана — армянин и белорус.

Кто ищет на Майдане антисемитизм — поговорите с Еврейской сотней. Ребята были на Майдане, они сделали много для его победы.

Сравните все это с антисемитскими плакатами в соцсетях у «Беркута» — карательного спецподразделения Януковича, — и вы поймете, где гнездится ксенофобия. Вне Майдана ее было гораздо больше, чем внутри него.

Сравните с сегодняшней ксенофобской политикой новых властей Крыма, которые грозятся объявить Меджлис крымско-татарского народа (депортированного Сталиным в 1944-м) «экстремистской организацией», — и вы поймете, где гнездится фашизм.


О белогвардейцах-сталинистах

Мыкола Руденко, выдающийся украинский диссидент, в своих воспоминаниях рассказывает об очень поучительном эпизоде. В 1956 году, вскоре после ХХ съезда КПСС и речи Хрущева против культа личности Сталина, Руденко оказывается в Париже. Там, на Монмартре, он случайно знакомится с русскоязычными таксистами. Они, оказывается, были сыновьями белогвардейцев-эмигрантов, которые должны были бы ненавидеть СССР, лишивший их родины. Но нет — эти таксисты мечтали об СССР, называя его «Россией» и даже считали хрущевскую речь предательством. Для этих потомков белогвардейских офицеров Сталин был героем, так как вернул «великую Россию», а западная демократия была лишь миром пустых разговоров.

Похоже, современный Кремль создает тот гибрид, о котором мечтали собеседники Руденко в 1956-м. Невероятный, шизофреничный, но не менее реальный: белогвардейца-сталиниста, православного чекиста, комсомольца-монархиста.

Готова ли Россия принять его? Хочет ли она собрать остатки тоталитарного прошлого и создать из него нового монстра? Или, наоборот, она хотела бы вспомнить то дыхание свободы и достоинства, которым часто была пронизана ее культура? Ответ за вами, россияне.


О большой борьбе

Исторические эпохи — это вулканы. Все то прошлое, годами копившееся под тонким слоем ежедневных событий, вдруг, подобно лаве, прорывается на поверхность. И противоречия, спящие веками, просыпаются вновь.

Евромайдан недаром назвал себя революцией достоинства. Это еще один акт в долгой драме большой борьбы между силами свободы и силами чекистов, стреляющих в спину.

В Восточной Европе свобода прошла нелегкий путь. Она восстала в 1956-м в Будапеште, в 1968-м в Праге, в 1980-м в Гданське, в 1991-м в Вильнюсе, в 2003-м в Тбилиси, в 2004-м и в 2013-м — в Киеве.

Через десятилетие после Пражской весны, в начале 1980-х, Милан Кундера дал этой свободе имя «украденного Запада». Его родная Центральная Европа душой была с Западом, географически — на Востоке.

Тогда он думал, что граница между свободой и несвободой незыблема и проходит где-то по границе Советского Союза. В этом он ошибался. Сегодня эта граница продвинулась намного дальше. «Дихаю вільно», «Дышу свободно» — один из главных лозунгов Майдана.

В 1942-м году в Европе было два-три демократических государства. В 2014-м их несколько десятков. Мне хочется верить, что их будет еще больше.

Мне хочется верить, что это расширение пространства свободы неизбежно. Оно часто болезненно и не всегда приносит только хорошее — но в целом это путь к освобождению. Освобождению индивида от государства, человеческой жизни — от контролирующего аппарата, права — от его подделок, культуры — от «смотрящих», трудящихся — от начальников-самодуров.

Мы, украинцы, идем к этой свободе сквозь боль, кровь и слезы. Но мы верим, что это не зря. И мы верим, что мы не одни.